Олександр Глібович Бутузов "Заблудившийся ангел"

Зміст

* * *
Сыплет ночь скороговоркой звёздной,
Путаются в небе имена.
Мир земной нечаянно был создан –
Просто Бог просыпал семена.
В красках утра – ясность провиденья,
Солнца удлинённого овал.
У тебя в глазах – мои виденья,
У тебя в устах – мои слова.
Замер день ребёнком оробелым
С бледною ладонью у щеки.
Возникают в памяти пробелы –
Вечности немые сквозняки.
Разбирая в Сефироте числа,
У окошка сгорбился старик.
Кошка, выгнув спину коромыслом,
Показала вечности язык.

* * *
Слушая песни ветра
Выдумщик в мире жил.
Полнились километры
Соком кленовых жил.
В дни облетевших листьев,
Шорохов и дождей
Осень с повадкой лисьей
Ходит среди людей.
Будней кривые буквы
Дождик с заборов смыл.
Строчки афиш разбухли
И потеряли смысл.
Жизнь – это только средство
Не погрузиться в сон,
И утешеньем с детства
Служит аттракцион.
Выдумщик без смущенья
Шепчет, что небеса –
Лишь результат вращенья
Чёртова колеса.

* * *
В чистых звуках скрипичных сонат
Ни любви, ни надежд, ни обид:
Коль бессмертна душа, то она
От всего на земле улетит.
Не удержат её купола
И ржавеющий якорь креста,
А у скрипок певучи тела –
Потому что внутри пустота.
Равнозначны любовь и тоска,
Если выбора мы лишены.
А земля под ногами плоска
И волшебно кругла с вышины.
Пусть поэт о высоком поёт –
Неразрывна с зёмлёй его связь.
И душа замедляет полёт,
Понарошку бессмертья стыдясь.

* * *
Суета у серого вокзала.
И шипят вагонов тормоза.
Торопясь проститься, ты узнала:
У разлуки серые глаза.
И в щемящей сердце атмосфере
Безутешный дождик с высоты
Поливает в привокзальном сквере
Обещаний чахлые цветы.
И прощаться, и прощать нам проще
В толчее, похожей на фуршет…
Всё равно, когда пустеет площадь –
Точно так же пусто на душе.
Надобно рёбенком оставаться
Или же настолько постареть,
Чтоб уметь со всеми расставаться
И в глаза при этом не смотреть.

* * *
В краешке взгляда привиделось что-то
И ускользнуть от вниманья успело.
Осень рассыпала жёлтые ноты.
Скрипка легко и протяжно запела.
Осени скрипку не всякий услышит.
И потому, ожидая награды,
Вечер со скрипкой стоит у афиши,
Ловит прохожих поспешные взгляды.
В краешке сердца живет и томится
То, о чем вспомнив, мы тут же забудем…
Скрипка поёт, словно пленная птица,
Неосторожно слетевшая к людям.

* * *
Был слышен в травах каждый шаг,
Но отошло неслышно лето.
Цикады осени в полях
Звенят до самого рассвета.
С любовью посмотри вокруг,
Пойми ниспосланное свыше:
Господь нам предложил игру,
Где каждый шаг учтён и слышен.
Идёт игра – хитрить не грех,
Но если правила нарушить –
Твои следы засыплет снег
И ровный звон наполнит уши.

* * *
Снова день проходит мимо.
Звуки улицы грубы.
Вечер выполз синим дымом
Из малиновой трубы.
Сразу стало всё иначе,
Но неясно: в чём подвох.
Потерявшись, мальчик плачет
Лет примерно четырёх.
И помочь ему старались,
И гадали по руке
Те, кто сами потерялись,
Оказались в тупике.
Приготовит ночь награды
Для тихонь и ловкачей.
И лишь сердцу нет пощады
От житейских мелочей.
Смесь комедии и драмы,
И событий чехарда…
А над шляпкой смуглой дамы
Паучком висит звезда.

* * *
Испытаний славой и бесславьем
Одолеть поэты не смогли.
Их поэмы схожи с разнотравьем.
И скрывают наготу земли.
Не найти ни мужества, ни силы,
Против непроглядности ночей.
Херувимы в небе погасили
Огненные лезвия мечей.
Не найти ни правды, ни ответа,
Не постичь поэтам высших сфер.
Поводырь им – тёмный Ангел света,
Бога разлюбивший Люцифер.
Но порою силою Всевышней
Явь и сон сливаются в одно.
И тогда строкой, как веткой вишни,
Я стучусь в далёкое окно.

Интрига
За обложкой детской книги
Сирота весь день хлопочет,
Перепачканная сажей,
Пот струится по челу,
За кулисами интриги
Ловкий выдумщик хохочет
И готовит персонажам
Приключенья на балу.
Башмачок пришёлся впору
И сиротка, в шёлк одета,
После разных приключений
Встала с принцем под венец.
К сожалению, не скоро
Мы поймём, что пик сюжета –
Лишь пролог к её мученьям,
А не радостный конец.
Подсыпает зелье в тигель
Бес, подкравшийся поближе,
Каждый вздох им обозначен,
Нумерован каждый лист.
Содержанье детской книги
Повторится в чьей – то жизни,
Божий знак неоднозначен –
Сомневайся и молись.

Вечера
Вечеров сиреневое пламя
Оттеняет вечности глаза.
Наше настоящее – лишь память
Прошлого, что было миг назад.
Этот миг мы заполняем словом,
С бытием удерживая связь.
Всё пройдёт и повторится снова,
Отраженьем в зеркале двоясь.
Отражаясь, полуправдой станет
Всё, что было правдою вчера.
Чуть касаясь прошлого устами,
Ты мои забудешь вечера.
Но потом, растратив получувства
На границе зла с полудобром,
Ты поймешь: есть в сладости искусства
Утешенья горьковатый бром.

Бессмертие
День весенний спешил в забытьё,
И была малолюдной площадь.
Во дворе голубое бельё
На верёвках ветер полощет.
Я прошел кривобоким двором,
Постучался в дверь часто и весело.
Вышла девочка с красным ведром
И сказала, что прачка повесилась.
Я ушёл, не заметив беды,
Равнодушно и торопливо.
Был тогда я до слёз молодым –
Потому без причины счастливым.
Пену облачную теребя,
Ветер тучу отжал как простынку –
Это прачка на небе, скорбя,
Затевала привычную стирку.

* * *
Всё очень важно, если одинок:
Собаки взгляд и привкус сигареты,
И размышленья между книжных строк,
И тишины старинные секреты.
К соседу в дверь, а не к тебе, звонок.
Никто твое безделье не осудит.
Никто тебе не выскажет упрёк
За бутерброд, черствеющий на блюде.
И каждый день затвержен как урок.
И жизнь идёт продуманно и ладно.
Все неизменно, если одинок,
Всё по тебе. И потому досадно.

* * *
Напротив больницы – базар,
Набор пестрых звуков и пятен.
Душевнобольным непонятен
Торговых уловок азарт.
Наживы купеческий зуд
Им кажется хуже чесотки.
И странно, что грузные тетки,
Напившись, визгливо поют.
И лучше уехать в Мадрид
Иль в благословенный Толедо,
Где фосфоресцирует небо,
И ангел-хранитель парит.
Под вечер смолкает базар,
Где явь перепутана с бредом.
Над нами пустынное небо,
В котором не ангел – Икар.

Vicissitudes
Сегодня переходит во вчера.
Морскую соль в себя вбирают рыбы.
У набережной долги вечера.
И ты на картах остановишь выбор.
Прическа встанет дыбом, как парик.
Возьмёт за горло воротник азарта.
И, стекленея взглядом как старик,
Ты будешь ждать: когда же выйдет карта.
Надежда до последнего жива.
И лихорадка обжигает щёки.
Но выпадает вдруг из рукава
Развязано ухмыляющийся джокер.
Твоей судьбы ошибка и каприз,
Назначенная Богом тривиальность.
А серп луны срезает кипарис
И возвращает миру нереальность.

* * *
В конце концов – всё в мире болтовня:
Кащей Бессмертный – скряга и зануда,
А царь – нетрезвый к середине дня,
И дочка ждёт царевича, как чуда,
Скучая и браслетами звеня.
Царевичу ларец не отпереть,
Не воплотить заманчивых фантазий,
И вековому дубу не сгореть,
Игла Кащея – не для эвтаназий,
И зло никак не сможет умереть.
Густея, море дышит тяжело,
Поёт подобно Вещему Бояну…
И, напрягая выдумки весло,
Мы подплываем к острову Буяну.
И проклинаем наше ремесло.

Artis auriferae
Рассыплется мрамор, окислится медь,
Во тьме затеряется Овен.
Но что заставляет вселенную петь –
Услышал оглохший Бетховен.
И графский брильянт в рукоятке меча
Не стоит, хоть стоит немало,
Наездницы, Пьяницы и Скрипача –
Наивных рисунков Шагала.
И камни обточит не скоро вода,
Стирая их твердые свойства.
Поэзией странника, Сковорода
Проник в мировое устройство.
Звучит Пятикнижие, как парафраз,
Как артикуляция мима.
И что проповедует Экклезиаст –
И грустно, и невыполнимо.

Повесы
Он любит прогуляться в дождь
И разбирается в балете,
И оставляет на паркете
Следы испачканных подошв.
Как сплетня или анекдот,
Она людей пустых находит,
Знакомства легкие заводит
И начинает хоровод.
Когда собачий менуэт
Танцует осень в подворотне
Еще смелей и приворотней
Их заговорщицкий дуэт.
Он равнодушием казнит
Застенчивых и оголтелых.
Переходя из тела в тело,
Выглядывает из глазниц.
Она льет медленный сироп
На душ засохшие ковриги,
Освобождая от интриги
Прощальным поцелуем в лоб.
Господь их не благослови!
Они, страданью зная цену,
Шутя разыгрывают сцены
Жестокой правды о любви.

* * *
Иногда в безобидном гамбите
Прячется скрытая насмешка.
Шаровая молния событий
Непредсказуема и неспешна.
Жизненное пространство короче
Обыкновенного нерва –
Потому так желанно участье.
И если никто уступить не хочет –
Выиграет тот, кто опомнится первым…
Возможно, так начинается счастье.

* * *
Дымный вечер в море тонет.
Зажигаются огни.
Бегство лучше, чем погоня.
Успокойся. Отдохни.
Опустился ночи полог.
И не слышно птичьих стай.
Ничего не делай долго –
Не грусти и не мечтай.
Успокоились лемуры,
В небе парами летя.
И разлуки ангел хмурый
Улыбнулся, как дитя.

* * *
По вечерам слова и краски блекнут.
Со стен и крыш сползает позолота.
И день, как слабоумного калеку,
Уводят, чтобы запереть ворота.
А во дворах – возня и потный топот,
И пенье, упрощаясь до мычанья,
Напоминает времена потопа –
Ковчега смрад и мерное качанье.
Как Ной с похмелья, чушь и ахинею
Несет судьба. Но спорить бесполезно.
Земля плывет. И глубоко под нею –
Не черепаха, не киты, а бездна.
По вечерам – лазурь течет с забора.
И скачет сердце, словно красный мячик.
И посреди вселенского раздора
Калека пряник торопливо прячет.

Овидий
Там – под сводом ветвей
Легкоперые птицы
Перепархивают,
Шелестя пустотой.
Разбросало в траве
Солнце пряжу и спицы.
В море арфы поют
О грядущем Кусто.
Здесь – заката сурьма
И осевшая пена,
Бестелесность медуз
И подкисший озон...
За игрою ума
И завесой катрена
От придирчивых Муз
Прячет профиль Назон.

* * *
Слагать стихи – искусство птицелова:
Терпение и чуткость служат снастью.
И на приманку сердца ловит слово
Поэт, плененный сам недоброй страстью.
И в мире Божьем, пёстром и просторном,
В котором смерчи и потоки магмы,
Он силой слова, ставшего покорным,
Мир создаёт, но только на бумаге.
Поэт, греша, тем самым Богу служит,
Не уступая жизненным посулам.
Он, как и все, не лучше и не хуже
Создателя, который нас задумал.

* * *
Вот маятник отмеривает дни.
Слабеет ожидания пружина.
Но жизни хитроумная машина
Втянула нас в колеса и ремни.
Вращается рассудок на оси.
Скребет зубцом по сердцу шестеренка.
По мнению пытливого ребенка
Так изнутри устроены часы.

Несбывшееся
Я прошлых дней перелистал тетрадь.
Весенних сумерек зеленые чернила
Расплывчаты и трудно разобрать:
Что мне любовь в те вечера сулила.
Стояла вдоль заборов тишина,
В калитках – затаенная разлука.
Мелодия журчала из окна –
Твоей руки задумчивая скука.
Далекой юности немая ворожба.
Стихов и встреч предчувствие и робость.
Уже потом нас вовлекла судьба
В обычных дней ненужную подробность.

Восток
Сияет Венеры смарагд.
И воздух становиться чище.
А вечер, бродяга и нищий,
Скитается в узких дворах.
Весеннего неба края
Темнеют до цвета сапфира.
И в тесной корзинке факира
Томится фантазий змея.

* * *
Через пески лежит к разгадке путь.
Сияет в небе месяца прореха.
У Сфинкса – шуба каменного меха,
Неженский ум и женственная грудь.
Хоть пирамиды – неба корабли,
А не царей египетских могилы –
Всё ж неземная мощь небесной силы
Их оторвать не сможет от земли.
И, повторяя мирозданья суть,
Наутро солнце заблестит радушно,
Проснутся птицы и умерших души
Со щебетом на небо унесут.

Грустное танго
Раскрыты оконные рамы.
И воздух весенний горчит.
И как обещание драмы
На улице танго звучит.
Поёт, что кончается лето
И нет для печали причин,
О женской любви без ответа
И страсти жестоких мужчин.
О том, как в колготках ажурных,
Смешав юный пот и Шанель,
Красотки в тяжёлых котурнах
Настойчиво топчут панель.
Все ближе предчувствие драки
И гибкие тени воров.
И молча выходят собаки
Из неосвещённых дворов.
Закончилось грустное танго
И город почти опустел.
Тогда заблудившийся ангел
На ржавую крышу слетел.
И бес, колдовавший на крыше,
Ему свысока объяснил,
Что уличный кодекс превыше
Господних и Дьявольских сил.

Скука
Скучно воде в колодце.
Скучно в гнезде орлу.
От скуки мудрец берётся
Выучить Каббалу.
Скучно плоду на древе,
А Сатане – в аду.
Скучно невинной Еве
Не доверять плоду.
Скучно князьям на тризне
И в половецком стане.
Как ни скучай по жизни –
Ближе она не станет.
Данте и Беатриче –
Скучный для нас дуэт.
Ад на земле привычен.
Рая на небе нет.

Шуты
Чтó у нас в стихах и на картинке –
Кроме нас никто не разберёт.
Мы нарочно мысли и ботинки
Надеваем задом на перёд.
Наши сочиненья и поделки –
Каина узорная печать,
А не безобидные проделки
Резчика, поэта, скрипача.
Для земных трудов, не для паренья
Мы живём, расходуя сердца.
Но порой лукавое творенье
Превосходит выдумкой Творца.

Синдбад
Столетия – для сердца не преграда.
Вдоль пляжа в смуглой ауре красы
Идёт на фоне водной бирюзы
Ожившее мечтание Синдбада.
И вот уже судьбой очерчен круг.
И парусник, как белокрылый лебедь,
Отплыл из Басры. И над нами в небе
Опять кружит скитаний птица – Рухх.
Скитания приводят нас домой
К реальности, уже полузабытой,
Где женский взгляд, усиленный сурьмой,
Встречает нас восторгом и обидой.

Авель
В ушах от зноя легкий гул.
Дурманят хмель и дикий щавель.
И мальчик, как библейский Авель,
Пасет корову на лугу.
Через вершины низких гор,
Вдруг потемневших и мохнатых,
Луна заглядывает в хаты
И освещает каждый двор.
Бог для погрязших в простоте
Готовит царство и корону.
И не мальчишку, а корову
Зовёт старуха в темноте.

* * *
Перед разлукою горчит вино.
Проникла горечь даже в поцелуи.
И горьким мёдом тянется тоска.
Весенний ветер отворил окно,
Впустив бездомность в комнату жилую
И тишину ночного городка.
Над поездом гудок в последний миг
Сворачивает небо, как страничку,
И возвращает нас в момент звонка
Будильника – он всё ещё звенит
Во сне, пугая сердце, как синичку,
Что залетела в сон издалека
И в нашу суть – как в зеркало глядится…
И потому отъезд не состоится.

* * *
Суетились под вечер трамваи синие.
Гудели и вздрагивали провода.
Над перекрестком трамвайных линий
Загорелась чьей-то судьбы звезда.
Люди искали для ссоры повод
В соприкосновеньях неловких тел.
Рассыпав искры, оборванный провод
Извивался змеёй и страшно шипел.
Остановил запоздалую трель трамвая
Женского крика надсадный альт.
Мгновенье назад красивая и живая,
Девушка мёртво уткнулась в асфальт.
Любая случайность рассчитана Богом,
Пролог с эпилогом здесь не нужны:
Несправедливая смерть была итогом,
Справедливым итогом общей вины.

* * *
Затерянной осени дни
Уже не приносят отрады.
Разлука, ворожке сродни,
Смешала лекарства и яды.
Сомнения – словно ужи
Скользят между строчек сонета.
И я понимаю: сон – это
Немая частица души.
Яснее с течением лет
Различия плевел и зёрен,
И что в ноябре белый свет
Не очень-то бел и просторен.

* * *
Луч солнца кажется стрелой,
Но солнце ласково и слепо.
Уходит радостное лето
Из сердца прочь и с глаз долой.
Как наша жизнь течёт река,
Журчат невнятно наши речи,
Плывут как лица человечьи,
В ней отражаясь, облака.
Никто из нас не одинок:
И те, кто бредит приключеньем,
И для кого предназначеньем
Поют кларнеты книжных строк.
На расстоянии руки
Проходят образы былого –
Их воплотить не сможет слово
И упадёт на дно строки.
Взлетит неловко в синеву
Метафоры ночная птица.
И ночь, перевернув страницу,
Закроет звёздную главу.

Птица
В нашу комнату с утра
Всё заглядывала птица.
Завтра снова повторится,
Всё, что мучило вчера.
И вчерашний груз обид
Снова ляжет нам на плечи.
Любопытной птице легче,
Птица в небо улетит.

Крым
Над крышею повис
Серп месяца двурогий.
И тополь у дороги
Стоит как кипарис.
Мы вспоминаем Крым,
Горбатых гор отары,
Гортанно, как татары
Грустим и говорим.
И вечный Чатыр – Даг
Нам видится всё чаще.
И всех, в ночи не спящих,
Благослови, Аллах!

Стекляная скрипка
Без сердца скрипач из стекла,
Среди безделушек стоящий,
Прозрачный и ненастоящий
Скрипач голубого стекла.
Стеклянная скрипка его
С рукою спаялась навеки,
Отсутствуют струны и дека
На кривенькой скрипке его.
Скрипач преломляет в груди
И нас, и другие предметы,
И нашей печали приметы
Смешно исказились в груди.
Луна, заполняя зенит,
Касается грифа случайно,
И ненастоящая тайна
В луче сиротливо звенит.

Старый Крым
В чайной дымно и шумно и пахнет вином.
Вечереет посёлок за низким окном.
Пьют охотники в кожаных грубых лаптях.
Вижу мокрые пятна вина на локтях.
У старухи – глаза в половину лица.
Чей – то мальчик с собакой стоит у крыльца.
Серый ослик и дождик бредут по шоссе,
За которым – разрушенное медресе…
Все казалось чужим и прошло в полусне.
Потому на всю жизнь и запомнилась мне.

Июнь
Тёмно-алые падают вишни
На песок у прохладной криницы.
Солнце село за низкие крыши.
Замолчали и спрятались птицы.
На закате пошел тёплый ливень,
Зашептал торопливо и часто.
И не сразу заметил счастливый,
Что ушло осторожное счастье.
И когда загорелось окошко –
Испугавшись отпрянула нечисть.
И светилась во мраке дорожка
Словно узкая щель в бесконечность.

Однокрылый ангел
Напоминая голубую астру,
Луна плыла в морозный горизонт.
Зима, поверив скудному кадастру,
Скупым снежком присыпала газон.
Раскачивались тени на заборе.
Пугающе стучали каблуки.
Бессонница вздыхала в коридоре.
Зловеще запевали сквозняки.
Тогда я робко помолился: Отче,
Спаси меня, хоть мне и поделом.
И появился скромный ангел ночи
Всего с одним растрепанным крылом.
Я растерялся и подумал: Боже,
Благодарю, что отступила мгла,
Но у́зреть всуе смертному негоже
Чтобы летал Твой ангел без крыла.
И ангел, любопытство предваряя,
Мне прошептал, что бесам несть числа,
Но чтоб слететь в наш ад земной из рая –
Ему хватает одного крыла.

* * *
Без сожалений и огласки
Минута счастья истекла.
И стало ясно без подсказки –
Жизнь отбирает блеск и краски
У самоцветов и стекла.
Тепло и дымчатость топаза
День не вернёт уже назад.
И вечер цвета хризопраза,
И по ковру рассыпал стразы
Луны настенный циферблат.
Ночь с осторожностью наклонит
Раздумий выпитый бокал.
А в нашем опустевшем доме –
Две рыбки – две твои ладони
Хранит аквариум зеркал.

* * *
Солнца луч завернет за угол
Через улицу наискосок.
Кровь сквозь тело промчит по кругу
И упрется, стуча, в висок.
И тогда я забуду вспомнить,
Что былое пора забыть.
В сиротливом убранстве комнат
Будет люстру слегка знобить.
Утром солнце вернется снова,
Но уже с другой стороны.
Я найду ненужное слово,
Если нужные – не нужны.
Всё далекое с нами рядом:
В наш привычный и людный мир
Смотрит злым и нетрезвым взглядом
Из дремучих лесов Сатир.
Здесь потомки с тупым задором
Расписали стену углём...
Солнце спрыгивает с забора
И скрывается за углом.

Не знать
Отвернуться. Не знать. Отстраниться.
Избежать малейших следов.
Чтоб осталась дневная страница
Без пометок забот и трудов.
Отстраниться. Не знать. Отвернуться.
Не лишиться покоя и сна.
Чтоб стекала в оконные блюдца
Валерьяновым светом луна.
Затаиться. Не знать. Притворяться.
И, сомнения рифмой скрепя,
Над враждой и любовью смеяться.
И бояться поверить в себя.

* * *
Начинаются метаморфозы.
В тишине, где трава и пруды,
Реют ангелы детства – стрекозы
В переливчатых нимбах слюды.
За пределами неба и суши
Ад заполнен до хруста костей.
А в раю тихо старятся души
Неприжившихся в мире детей.

Феодосия
Зимняя набережная пустынна.
Голубям и пьяницам зябко.
Продавщица винного магазина
Стерла надежды с прилавка тряпкой.
Превышен и мною кредит доверия
На вино и любовь, как у горьких пьяниц:
Не от любви, а от лицемерия
Горит у тебя на щеках румянец.
Гуляет ветер в бушлате матроса
И глупой шляпе измятого фетра.
Море на пляж наползает косо,
Как шляпа на лоб ледяного ветра.

* * *
Как будто сплю, но мне не спится.
Опять всю ночь играет скрипка.
Качая маятник, со скрипом
В часах ворочается птица.
На небе оставляя складки,
Сквозь август падают кометы.
Всё ближе осени приметы.
Всё чаще в жизни неполадки.
И ветер крыльями большими
Разносит времени кристаллы.
А скрипка петь уже устала
И беззастенчиво фальшивит.
Перед рассветом – счастья спица
Так осторожно сердце колет,
Что я не ощущаю боли …
Как будто сплю и жизнь лишь снится.

Понарошку
Износились греческие мифы
Про Олимп, Коцит et cetera…
Безусловно, правы были скифы –
Все мы дети древнего Днепра.
Избежав влияния Гекаты,
Бог эвенков в дереве живет.
И ночами отпоют цикады
Ту траву, что осенью умрет.
Ни к чему наш образ и подобье,
Светлый нимб над сумрачным челом:
Змей на искушенье неспособен,
Плод познанья не пропитан злом.
Обещает жертва брата –Авель:
Вопреки значкам календарей
Сказочник придёт путями славы
И из книжек выпустят зверей.

Ангел скрипки
Спрятаны виолончели.
Арфы ослабили струны.
Флейты еще не запели
Сладкую песню Фортуны.
Искры и скрежет трамвая
Значатся в репертуаре.
Осень псалмы распевает
Вместо знакомых арий.
Первую скрипку оркестра
Нам посылает Всевышний.
Для вдохновений маэстро
Все партитуры излишни.
Медленным взмахом ладони –
Сердцу прикажет не биться.
Голову скрипка склонит.
Вскрикнет струна, как птица.
Голосом единоверца
С преданностью инородца
Скрипка поёт возле сердца.
Сердце старательно бьётся.
Ангелу скрипки маэстро
Верой и правдой служит…
Первая скрипка оркестра
Прыгает через лужи.

У моря
Вновь зелёный вечер дышит морем.
Переходит ветер на зюйд – вест.
На бульваре ухажёры спорят
О пустых достоинствах невест.
Отражая зарево заката,
Вспыхнули окошечки кают.
Тот же хлеб – немного кисловатый –
Нищим и влюбленным подают.
На ветру стыдливые невесты
Ловко ловят платья за края.
А поэты ищут палимпсесты
В приоткрытой Книге Бытия.
Ночью каплет с лунного распила –
Как смола – догадки вязкий свет,
Что любовь – таинственная сила,
У которой силы тоже нет.

* * *
Есть привлекательные мифы:
Румяный Вакх, нагие нимфы
С изгибом талий и бровей.
А нереиды и наяды
В прохладе вод резвиться рады
С кентавром голубых кровей.
В обычной жизни – вместо арий
Мычит охрипший Бестиарий,
Переиначен каждый миф.
И ангел, бредивший пареньем,
Стал маленьким стихотвореньем,
Прельстившись благозвучьем рифм.

* * *
Сердце – драгоценный камень
с острыми гранями.
Мысли – издалека мне
светят звёздами ранними.
Стихи – бездомные голуби
в небе невероятного.
Вера – в ладонях жёлуди,
и в них дубы припрятаны.
Надежда – среди обманов
теряет свою окраску.
Любовь – букет тюльпанов,
сорванных понапрасну.

* * *
Ликуют души, торжествует плоть
Когда идут на первое свиданье
Красивые и юные созданья –
Ведь им любви желает сам Господь.
Их встреча – к счастью радостный пролог.
Через костры и ужас инквизиций
Глядит на них умильно, без амбиций,
Благословляя, милостивый Бог.
И потому – ещё страшнее жить
Среди невзгод и насланной заразы…
И понапрасну ангел сероглазый,
Теряя перья, с песнею кружит.

* * *
Словно лилии в Ветхом Завете,
Под забором барвинки растут,
Как растут беспризорные дети –
Без опеки, зато без простуд.
Кто-то ходит у старой беседки
И покоя себе не даёт.
Потому и бельё у соседки
С узловатой верёвки крадёт.
Солнце прячется в облаке пены,
Горизонт посинел и погас.
И соленой водой Гиппокрены
Не сумеет напиться Пегас.
Я в тоске вдохновения злого
По ночам подбираю ключи,
Чтоб открылось желанное слово…
А счастливый – лениво молчит.
И когда станет истина ближе,
Я пойму, любопытство кляня,
Что досадные мелочи жизни
Отвлекали от жизни меня.

* * *
Над землёю ангелы летают
В полудетских розовых рубашках.
И роса с восходом солнца тает
На ещё несорванных ромашках.
Мы живём, зачем – не знаем сами …
Прямо за кладбищенской оградой
Попрошайки с хищными носами
Пьют вино и тешатся прохладой.
Но от взгляда ангелов не скроется,
Что макушки пьяниц – в тёмном нимбе,
Что они – святая антитроица
И святая антидева с ними.
Проступая, заповедей стигмы
Мучают от самого рожденья.
Ну, а им – легко, они достигли
Высочайшей степени паденья.

* * *
Дождевую воду
День разлил по блюдцам.
Вечеру в угоду
Розы продаются.
Мы любовь скрываем
Вкрадчиво, как воры.
Прошлое трамваем
Катится под гору.
Как в последний козырь
Верим ворожее.
Дорожают розы.
Радость дешевеет.
Тратим наудачу
Данное судьбою.
И потом на сдачу
Мы живём с тобою.

* * *
Тихий дворик за низким забором.
И к воротам приставлена жердь.
Черный пёс с нездоровым задором –
Для кота – воплощённая смерть.
Вперемешку с укропом, петрушка
У забора кудряво растёт.
Здесь давно затерялась старушка
И придуманной жизнью живёт.
То прилежно склоняется к пяльцам,
Пополняя смешной реквизит.
То худым, укоризненным пальцем
Невзаправдашней внучке грозит.
То волнующей арией Тоски
Завлекает, сменив гардероб.
А в сарае замешкались доски
С отдалённым намёком на гроб.

* * *
Жизнь, как всегда, идёт без репетиций.
Простой актёр страдает, как патриций,
И тешится: я с блеском роль играю
И так похоже от любви сгораю,
Что избежать успеха не смогу.
Но чем-то он не нравится партеру,
А инженю похожа на пантеру.
Не все смогли арендовать бинокли
И слабо разбираются в Софокле
И путают с хозяином слугу.
Актёры, ощущая это кожей,
Не ждут букетов из элитной ложи
И начинают медленно бояться
Успеха как опасного паяца,
Что может пьесу превратить в абсурд.
Жизнь – только раз идущая премьера,
И многое зависит от премьера.
На мизансцены нет уже надежды,
И нет сомнений даже у невежды:
Аплодисменты пьесу не спасут.

* * *
Ходит поздний сентябрь по пляжу,
Осторожно пробует воду.
Паучки распустили пряжу
И заполнили синий воздух.
У воды – перелив опала.
Солнце ласково, как апостол.
И для счастья нужно так мало.
И счастливыми быть так просто.

Змея
На улице людной – аптека.
И над головой у зевак
Висит уже более века
Аптекарской гильдии знак.
Его покрывают патиной
Дожди и бензиновый чад.
Змея, изогнувшись картинно,
Из чаши пьёт собственный яд.
Кафе предоставило рядом
Пропойцам и пищу и кров.
В стаканах – не сок винограда –
Змеи охлажденная кровь.
У женщин, накрашенных смело
И верящих в чары свои,
Змеиное гибкое тело,
Но гладкое, без чешуи.
Накоплены в библиотеке
Змеиная мудрость и яд.
И так же, как зелья в аптеке,
На полках расставлены в ряд.

Спектакли
Бравада афиш спектаклей –
В нескромности их размера.
И кажутся волосы паклей
У спившегося премьера.
Слова в монологах – олово,
Офелии не умереть.
Молчание – вовсе не золото,
Скорее – горькая медь.
Ночь уйдёт и возьмёт с собою
Всё, что мы собирали днём.
Утром солнце убьет стрелою
Птицу ночи – синим огнём.
Так в актёра в момент удачи
Попадает лучом софит.
Арлекин нарочитым плачем
Остановит полёт сильфид.
По житейскому бездорожью
Отрешённо бредёт Пегас.
На земле – уже царство Божье,
Но невидимое для глаз.

* * *
Гиацинты скрывают насмешку
И надменно струят аромат.
Скрипка сердца играет поспешно,
Избегая ненужных фермат.
В ней – звучанье заоблачной выси
И вечернее пенье сверчка.
И судьба всё сильнее зависит
От малейшей ошибки смычка.