Школа життя після війни

Дем'ян Щербаков, 1945 рік

«Мой ореол радости и гордости победителя быстро развеялся, когда я после Победы приехал к маме в Саблуковку», – пишет в своих меуарах Демьян Григорьевич.
–Я увидел, в какой нищете живет моя мама, как прохудилась крыша в нашей хате. Надел свои ордена и медали и пошел к председателю колхоза, чтобы он помог мне и с работой, и с ремонтом хаты. Но специальности по сельскому хозяйству я тогда еще не имел, и мне он работы никакой не дал. Сказал: «Иди, герой, рядовым колхозником, зараба­тывай и чини свою крышу». Я понимал, что в колхозе я стану рабом, но не тот у меня характер. Решил идти другим путем. Линия моей судьбы наметилась еще на фронте. Партийное образование в те времена ценилось высочайше. Я поехал в Берислав, в районный комитет ВЛКСМ,и показал секретарю Лазаренко Т.Ф. документ об окончании дивизионной партшколы, сказал, что я был комсоргом в своем полку. Здесь меня приняли за своего. Предложили 2 месяца постажироваться и стать заворготделом. Там я и паспорт получил. Так как я до войны окончил только 7 классов, то в Бериславе мне пришлось после работы, каждый вечер упорно ходить в вечернюю школу молодежи, где окончил 10 классов и получил «Аттестат зрелости». Это дало мне возможность готовиться учиться дальше.
Однажды, во время работы в райкоме комсомола, мой друг пригласил меня на вечеринку, куда шел он со своей невестой и ее подругой. Когда я впервые глянул на нее (нас еще и не успели познакомить), у меня что-то екнуло в сердце и в грудь горячей волной ударила какая-то, еще неопознанная мной, волнующая энергия. У девушки были огромные, голубые, как небо, глаза, нежное белое лицо, с плеч спадали волны русых, необыкновенно красивых волос. Высокая и стройная, в строгом длинном платье, она была удивительно скромная и какая-то величественная. От нее веяло чистотой, как от ангела. Я не сводил с нее глаз. Нас познакомили и оставили. Это была юная учительница английского языка Клавдия Григорьевна Ткаченко.

К.Г.Ткаченко, 1956 р.

Мы стали встречаться. Я понял, что влюбился «по уши». Она всегда была уравновешенная, интеллигентная и добрая. [8] Я был необразованный, импульсивный, заводной и принципиальный. Казалось, что у нас ничего нет общего. Но вот полюбили друг друга. Мы дополняли друг друга, это я понял потом. Я сразу почувствовал превосходство высшего образования и в ее разговорной речи, и в поведении, и мировосприятии и начал комплексовать. Она поправляла иногда сказанные мной слова, и это болезненно ранило мое самолюбие. Но любовь все сглаживала.
На берегу Днепра был давно построен причал Бериславского элеватора, откуда отгружалось зерно в баржи, которые дальше плыли в Херсон. Там же, на скалистой поляне, был парк, где росли деревья и кустарник. Вечерами, когда золотое солнце садилось за горизонт, мы встречались с Клавой каждый день на нашей заветной скамейке. От страстных поцелуев и объятий гулко стучали сердца, а тела наполнялись сладкой негой. В выходные дни мы с Клавочкой на лодке ездили в плавни, катались на озерах, покрытых очаровательными белыми лилиями. У нас их называли «латаття». Я наклонялся с лодки, рвал белые и желтые цветы и обвивал ими шею, плечи любимой, прикалывал к волосам. Восхищался ее красотой и обаянием.
– Да ты волшебная русалка!
– Нет, я земная, влюбленная девушка, которая ничего не соображает от счастья. 
Мы уже знали, что никогда не расстанемся, что любовь у нас на всю жизнь. Мы были влюблены и счастливы. Вскоре мы с Клавой расписались. Нашей жизни немало мешала моя бурная, неуправляемая, непредсказуемая комсо­моль­ская работа и неустроенность в быту. У меня ещё не было квартиры. Хотя в то время ветеранам труда, передовикам производства и партийным работникам  давали квартиры бесплатно. Я понимал, что мне необходимо учиться. И я хотел учиться. Тем более, что тогда учёба в вузах была бесплатной. Но эта же работа не позволяла осуществить мои планы. Меня убивала существующая полити­ческая система, где правда хуже лжи.Я начал в комсомоле разочаровываться с первых дней работы.
В начале 50-х гг. в Бериславском райкоме комсомола был один на всех мотоцикл «ИЖ». Ездил на нем, в основ­ном, первый секретарь Г.П.Кочубей. Но часто ездил и я. Меня посылали в колхоз на 3 – 5 дней без командировоч­ных. Я по совместительству от райкома партии должен был подписывать кохоз­ников на облигации. Но после войны люди жили очень бедно, у людей не было денег, потому не все брали обли­гации. И меня ругали за невы­полнение плана. Осенью и зимой я в команди­ровке простужался, но «болеть» у нас было запрещено, и я, беря пример с руководства, научился лечиться водкой. Как уполномоченного от райкома пар­тии меня постоянно гоняли в район и по посеву кукурузы, и по высадке в горшочках в курином помете рассады, и по дойке коров на фермах, и по посевам зерновых, и по уборке зерновых, и это было бесконечно. Сначала привозил четкие и честные отчеты. Но увидел, что за правду меня все больше ругают, обвиняют в перекручивании фактов, в саботаже и т. д. По доносу секретарей парторганизаций колхозов меня не раз вызывали «на ковер» в райком партии, где ругали, срамили, унижали и угрожали. И постепенно, защищаясь от этой ругани, стал делать приписки. И меня «зауважали», начали хвалить, предлагать повышение. Бюро райкома партии приняло решение послать меня на учебу в Симферопольскую партшколу. Это меня очень обрадовало.В 1953 году на отчетно-выборной конференции меня не избирают заворготделом без предупреждения. Все решили за моей спиной. (Я уже вышел из комсомольского возраста). Это был первый удар для меня. Но я успокаивал себя тем, что я – кандидат на учебу в парт­школу. И вдруг второй удар грома среди белого дня: без собесе­дования, без предупреждения меня направляют завфермой и парторгом в совхоз им. Ленина. И в тот же день я прочитал свою фамилию в районной газете в списке «добровольцев». На мое возмущение в райкоме партии мне сказали: «Так надо».
– А как же с решением бюро об отправке меня на учебу?
– Отменяется.
Так партийные чиновники снова обманули меня. Клава не хотела ехать в село. В семье начались ссоры. Я знал, что если не выполнишь решение бюро райкома партии, то сразу исключают из партии, снимают с работы, без предоставления рабочего места. Еду в село Козацкое в совхоз им. Ленина к директору. Захожу в контору.
– Здравствуйте. Меня к вам прислали на работу завфермой и секретарем парторганизации.
В ответ возмущение:
– Я об этом ничего не знаю. У меня вакантных мест нет. Вы мне не нужны! Иду в школу и узнаю, что в селе английский язык не преподают. Значит, и жене там работы тоже нет. Еду в райком партии и обо всем рассказываю. В ответ слышу громкие крики и ругань.
– Нет жилья? Нет работы? Подумаешь!? Хату сам построишь, жену сам прокормишь. Завтра же поезжай, принимай ферму и пар­тийную работу! При­хожу домой, рас­ска­зываю обо всем жене.
–Я в село без жилья и без работы не поеду.
Точка. Ссора. Иду в райком, отказываюсь ехать. Меня вызывают на заседание бюро, предлагают иск­лючить меня из партии за недисциплинированность. В те времена это был позор хуже смер­ти. Я был оскорблен и унижен. Стоял перед членами партийного бюро красный, как рак. Кровь молотком стучала в висках. Но среди членов бюро некоторые товарищи встали на мою защиту. За исключение голосов не набралось. Я попросил открепление, чтобы самому устроиться на работу. Но нет – только езжай в колхоз! Я тоже уперся: нет, не поеду. Тогда член бюро, директор Бериславского машзавода сказал: « Я забираю этого парня к себе». На заводе я был недолго. Моя должность сокращается. Директор сказал: «Это все, что я мог для тебя сделать». И за это ему спасибо. Я снова пошел просить открепление, и на этот раз мне повезло. На этом бюро присуствовал начальник Херсонского облуправления хлебопродуктов Писаренко А. У. Моя энергия, прямолинейность и напористость ему понравились, и он предложил мне должность в системе хлебопродуктов.

Д.Г. Щербаков із сином Олександром на березі Дніпра. м.Берислав. 1956 р.

С этого дня в моей жизни началась новая эра. Я хотел поступить учиться заочно в пединститут. Мы с товарищем Писаренко А.У. договорились, что если я не поступлю в пединститут, то он пошлет меня на курсы замдиректоров по качеству зерна на 3 месяца с сохранением зарплаты. Антон Ульянович, царство ему Небесное, был для меня как отец родной. Он помогал мне и с работой, и с учебой. С его помощью я заочно окончил двухгодичный Московский техникум пищевой промышленности. Потом окончил Московскую высшую заготшколу. Благодаря товарищу Писаренко я окончил в г. Черновцы шестимесячные курсы директоров хлебоприемных пунктов. Начал работать в Братолюбовском элеваторе в Горностаевском районе замдиректора, где снова столкнулся с советской системой лжи и обмана, когда можно было стать мишенью клеветы и тебя могли ни за что посадить в тюрьму. Спас снова Писаренко А.У., который приехал, разобрался во всем и наказал виновных. Там у меня впервые открылся талант рационализатора. После этого я еще работал в нескольких хлебоприемных пунктах, где меня жизнь не раз «била», зато я получил хороший опыт специалиста по сохранению хлеба. И вот, наконец, меня направили работать в город Каховку на хлебоприемный пункт заместителем директора. Жена моя была очень рада. Она получила место работы в школе учителем английского языка. В Каховке у нас родились сын Александр и дочь Татьяна. [8 ]